Неточные совпадения
Десять лет стоял он, сложа руки, где-нибудь у колонны, у дерева на бульваре, в залах и театрах, в клубе и — воплощенным veto, [запретом (лат.).] живой протестацией смотрел на вихрь лиц, бессмысленно вертевшихся около него, капризничал, делался странным, отчуждался от
общества, не мог его
покинуть, потом сказал свое слово, спокойно спрятав, как прятал в своих чертах, страсть под ледяной корой.
Потом опять умолк, опять являлся капризным, недовольным, раздраженным, опять тяготел над московским
обществом и опять не
покидал его.
Газета тогда в глухой провинции была редкость, гласность заменялась слухами, толками, догадками, вообще — «превратными толкованиями». Где-то в верхах готовилась реформа, грядущее
кидало свою тень, проникавшую глубоко в толщу
общества и народа; в этой тени вставали и двигались призраки, фоном жизни становилась неуверенность. Крупные черты будущего были неведомы, мелочи вырастали в крупные события.
— Я уже сказал, что у вас происходит какая-то революция: половина
общества уже уехала, а теперь вы
покидаете нас…
— Например, — продолжал Николай Артемьевич, — дочь моя, Елена. Не находите ли вы, что пора ей наконец ступить твердою стопою на стезю… выйти замуж, я хочу сказать. Все эти умствования и филантропии хороши, но до известной степени, до известных лет. Пора ей
покинуть свои туманы, выйти из
общества разных артистов, школяров и каких-то черногорцев и сделаться, как все.
И я
покинул всё, с того мгновенья,
Всё: женщин и любовь, блаженство юных лет,
Мечтанья нежные и сладкие волненья,
И в свете мне открылся новый свет,
Мир новых, странных ощущений,
Мир
обществом отверженных людей,
Самолюбивых дум и ледяных страстей
И увлекательных мучений.
Общество садилось за столы, гремя придвигаемыми стульями… Бобров продолжал стоять на том самом месте, где его
покинула Нина. Чувства унижения, обиды и безнадежной, отчаянной тоски попеременно терзали его. Слез не было, но что-то жгучее щипало глаза, и в горле стоял сухой и колючий клубок… Музыка продолжала болезненно и однообразно отзываться в его голове.
Дудукин. Помилуйте, Елена Ивановна, в кои-то веки дождались такого счастья, что видим вас в нашем
обществе; ведь я о вашем посещении на стенке запишу золотыми буквами, а вы нас
покидать собираетесь.
— Мне кажется, господа, — говорил он, — что вы бьете совсем не туда, куда следует, и что, видя в занятиях умственными интересами что-то враждебное
обществу, вы
кидаете последнему упрек, которого оно даже не заслуживает!..
— Исключительно танцующие кавалеры могли разделиться на два разряда; одни добросовестно не жалели ни ног, ни языка, танцевали без устали, садились на край стула, обратившись лицом к своей даме, улыбались и
кидали значительные взгляды при каждом слове, — короче, исполняли свою обязанность как нельзя лучше — другие, люди средних лет, чиновные, заслуженные ветераны
общества, с важною осанкой и гордым выражением лица, скользили небрежно по паркету, как бы из милости или снисхождения к хозяйке; и говорили только с дамою своего vis-à-vis [буквально лицом к лицу, в данном случае партнер по танцу (франц.)], когда встречались с нею, делая фигуру.
Это была целая кавалькада наездниц и всадников, провожавших того Н-го, который так внезапно
покидал наше
общество.
По обязанностям службы, Горштейн не мог долго оставаться в Нейсесе, и влюбленный Ментор с тревогой в душе принужден был
покинуть очаровательную Калипсо, — но потом нередко оставлял резиденцию курфирста, Кобленц, чтобы хоть несколько часов провести в
обществе очаровательницы.
Другой покойник в гораздо большей степени мог бы считаться если не изгнанником, то"русским иностранцем", так как он с молодых лет
покинул отечество (куда наезжал не больше двух-трех раз), поселился в Париже, пустил там глубокие корни, там издавал философский журнал, там вел свои научные и писательские работы; там завязал обширные связи во всех сферах парижского
общества, сделался видным деятелем в масонстве и умер в звании профессора College de France, где занимал кафедру истории наук.
Дарованный Филаретом генералу воспитатель был Исмайлов, магистр и профессор вифанской семинарии, знаток математики и физики, и притом любитель светского обращения, для коего он и
покинул все
общество бродивших в Вифании неуклюжих фигур в длиннополых фенебриях и полуфенебриях, а наичаще даже просто в халатах. Исмайлов был человек с любовью к изящному, — человек как раз к генеральскому дому.
Кушая грибки и запивая их малагой, княгиня мечтала о том, как ее окончательно разорят и
покинут, как все ее управляющие, приказчики, конторщики и горничные, для которых она так много сделала, изменят ей и начнут говорить грубости, как все люди, сколько их есть на земле, будут нападать на нее, злословить, смеяться; она откажется от своего княжеского титула, от роскоши и
общества, уйдет в монастырь, и никому ни одного слова упрека; она будет молиться за врагов своих, и тогда все вдруг поймут ее, придут к ней просить прощения, но уж будет поздно…
При дворе и в высшем петербургском
обществе смотрели на них, как на неповинных ни в чем страдальцев, принужденных
покинуть родину и лишенных всего достояния, вследствие злобы и ненависти богомерзких якобинцев.
Играл он за последнее время редко в «Cerle royal», так как по окончании сезона большая часть аристократического
общества покинула Париж и в этом клубе царила пустота.
Да, милостивые государи, он любил Луизу, как никогда еще: в разлуке, в плену, в
обществе людей непросвещенных образ ее, не
покидая его, всегда стоял у него на страже от всех искушений.